Обидно, больно. Я обманута. Я разочарована. Я хочу выплакаться, но сдерживаю себя. Никогда не хотелось бы возвращаться к этому, не думать, забыть, но думаю, думаю, мыслями снова там.
Я разочарована. Детская обида, что меня так обманули, что я, наивная, повелась, поверила, даже искренне испытывала негодование и пыталась защищать этого человека. Фальсификатора, подтасовщика. Но злобы нет уже, есть бессилие и - по прежнему то неистовое желание знать. Зачем? Разве я не запретила себя прекратить искать? Хотя бы пока не пройдут эта горечь и разочарование? Хочу забыть, забыть, не думать, но так больно.
Он же был всего лишь 80-летним сентиментальным стариком, не многое ли мы ему предъявили? И все же - подтасовщик. Обманщик. Взбаламутил во мне все, поселил тяжкие неистовые желания узнать больше, заставил наивно смеяться над чужими потугами и верить, верить, верить сказке.. Это над собой я теперь смеюсь. Но не это тяжко. Давлеет желание. Хочу все знать, не хочу больше этой Великой тайны. Откройте же ее, хватить скрывать! Мир имеет право знать.
Я разочарована. Детская обида, что меня так обманули, что я, наивная, повелась, поверила, даже искренне испытывала негодование и пыталась защищать этого человека. Фальсификатора, подтасовщика. Но злобы нет уже, есть бессилие и - по прежнему то неистовое желание знать. Зачем? Разве я не запретила себя прекратить искать? Хотя бы пока не пройдут эта горечь и разочарование? Хочу забыть, забыть, не думать, но так больно.
Он же был всего лишь 80-летним сентиментальным стариком, не многое ли мы ему предъявили? И все же - подтасовщик. Обманщик. Взбаламутил во мне все, поселил тяжкие неистовые желания узнать больше, заставил наивно смеяться над чужими потугами и верить, верить, верить сказке.. Это над собой я теперь смеюсь. Но не это тяжко. Давлеет желание. Хочу все знать, не хочу больше этой Великой тайны. Откройте же ее, хватить скрывать! Мир имеет право знать.